Альберт-Эмиль Брахфогель - Людовик XIV, или Комедия жизни
— Прекрасно, герцог, превосходно! Но не прибавляйте лести к вашим отчаянным угрозам! Его высочество, мой супруг, давно знает вам настоящую цену, и вовсе не так прост, чтобы позволить вам одурачивать себя! Я от души поздравляю его с блестящим успехом его дипломатической уловки. К чему бесполезные излияния? Довольно! Мы знаем ведь, что д’Эфиа — агент испанской придворной партии, присланный сюда из Версаля с разными поручениями; знаем, что отправленный в Лилль для поздравления короля с победами он привез сюда различные обещания императорского двора и поощрения к измене. Нам известно, наконец, и то, чем занимался ваш племянничек в Вене, и какие поручения к вам он имеет.
Вы хотели убить меня и опозорить герцога Орлеанского, но забыли, упустили из виду, что нас, как супругов и Бурбонов, связывает одна и та же мысль, соединяют одни и те же цели, те же обязанности! Объявляем Нанси на военном положении, вы — комендант города, граф Таранн! Вам, герцог Карл, велено предоставить на выбор: или спокойно оставаться под прикрытием французских знамен, или же искать спасения при австрийском дворе! Уведите пленных, Биванн, да держите их под строгим караулом! Возьмите бумаги, маршал! Граф, я жду известий от иезуитов! А мы недурно ведем наши дела, герцог Филипп! Не правда ли?
Она, смеясь, протянула мужу руку и вышла с ним вместе из комнаты, оставив в ней одного герцога Лотарингского. Карл III сидел у стола, опустив на руки свою седую голову.
Около часа спустя после вышеописанной сцены герцог Карл III со своей семьей стремглав летел по дороге к Страсбургу, спеша пробраться через французскую границу. Все смолкло и в Нанси, и в замке. О происшедшей катастрофе напоминали только военные посты, расставленные по городу, да патрули лейб-гвардии в разных частях замка.
Покои принцессы были ярко освещены. Анна сидела у стола и, просматривая с Фейльадом конфискованные бумаги, слушала доклад графа Таранна об аресте Сен-Марсана. Принц Филипп быстро ходил взад и вперед по комнате, в душе его был хаос. Ужас, стыд, удивление, отчаяние, ненависть и уважение — все встало разом. Напрасно старался он вникнуть в свое положение и прийти к какому-нибудь выводу относительно поступка своей жены! Таранн и Фейльад закончили, принцесса отпустила их легким поклоном головы. Муж и жена остались наконец одни… Медленно приподнялась герцогиня и подошла к Филиппу.
— Мы одни. Взглянем же прямо в глаза друг другу, поверим, что у каждого лежит на душе! Может быть, еще не поздно, и мы сумеем оценить самих себя!
Филипп низко наклонил голову.
— Я обязан вам вечной благодарностью! Вы спасли меня от страшного бесчестия! — едва проговорил он.
— Ни слова об этом! Никто и думать не осмелится, что вы захотели запятнать изменой славу, приобретенную вами во Фландрии, и стать игрушкой партии, развернувшей теперь свои черные крылья над Людовиком! Поймите меня хорошенько, я уговорила вас принять участие в изменнических замыслах Карла Третьего, я упросила вас идти на свидание с Лореном и д’Эфиа! Какие бы сомнения ни возникали против вашей верности, они все падут перед планом, составленным нами обоими! Королевское доверие ограждает меня от всякого подозрения, но еще более оградит меня будущее, великое значение которого пока никто и не предчувствует!
— Анна, я не понимаю ни вас, ни самого себя и ничего на свете! Как согласовать ваше великодушие ко мне с вашей любовью к королю, а мою неприязнь к вам с тем, что вы сделали для моего спасения? Вам так легко было избавиться от человека, которого вы не любили, который ненавидел вас, предоставив ему идти своим путем — путем позора и бесчестия! А вы!.. Что делаете вы? Вы берете на себя его преступление и обращаете его во вполне обдуманную военную хитрость?! Мне представляется, что я пловец среди бурного моря, готового ежеминутно поглотить его утлый челн! — Он закрыл лицо обеими руками…
Анна тихо отвела его руки и, глядя на него с добродушной улыбкой, сказала:
— Держитесь же крепче за кормчего! Ведь я жена вам и клянусь вечностью, скоро, скоро мы будем в гавани!
— Да, в гавани, — и конец всем ссорам, конец вражде!
— Но для этого необходимо одно: я хочу и должна знать правду, одну строгую правду, будь она хуже всего на свете!
Что побудило вас, героя Кведенарда, принять участие в постыдных планах герцога Лотарингского? Пусть Бог будет свидетелем вашего признания!
— Анна, я не буду вспоминать прошлого, не буду повторять, как огорчали вы меня, как оскорблял я вас… Дьявольская хитрость и пронырство Лорена так вооружили нас друг против друга, что мы едва не дошли до преступления, до убийства!
— Я никогда и ничего не замышляла против вас!
— Ему хотелось или меня погубить, чтобы после моей смерти овладеть вами и моей герцогской короной, или же сделать меня вашим убийцей! Тот роковой год, когда я, опьяненный злобой и вином, вздумал покончить с вами, наложил на меня печать вечного позора! Я чувствовал, что заслужил ваше уважение, но его мне было мало! Сердце оставалось пусто, и даже то, чего добился я мечом, принадлежало моему брату и повелителю, которого я никогда не любил! Мы проливаем кровь свою, мы работаем, а слава достается ему одному! Он втаптывает нас в грязь, чтобы самому стать исполином! Вот в это-то время я сблизился с Карлом Лотарингским.
Он предчувствовал, что должен в скором времени стать жертвой ненасытного честолюбия Людовика. От имени императора германского предложил он мне Бургундию и Эльзас. Д’Эфиа привез подтверждение этого обещания из Эскуриала и даже от самой Терезии, а де Лорен — из Вены… Анна, я думал о детях наших! Думал и о том, что царственной дочери Стюартов надо быть на троне, а не добиваться милостивой улыбки короля наравне с Лавальер и Монтеспан! Бургундия могла быть нашим герцогством, нашим владением… Время было удачно выбрано: испанская придворная клика победила… Вдруг явились вы, и, избавив меня от позорного имени изменника, уничтожили и все мои надежды.
— Филипп, несмотря на все, что произошло между нами, вы все-таки меня любите?
Он с силой вырвал у нее свои руки и отвернулся к окну.
— Люблю, несмотря ни на что! — вырвалось у него с глубоким вздохом.
Рука Анны тихо легла на его плечо.
— Так есть еще в мире преданное мне сердце, есть человек, любящий меня, несмотря на все оскорбления! Но, Филипп, как могли вы быть ослеплены до такой степени, чтобы не видеть: корона Бургундии — пустой призрак? Или ваша тоска по мне, ваше неудержимое желание пристыдить меня своей славой заставили вас позабыть, что измена отнимет у вас и славу, навеки заклеймит позором ваш щит, лишит вас всех прав, данных вам рождением, словом, сделает вас тем же, чем стал недостойный сын Гастона Орлеанского!
— Я не давал герцогу решительного ответа и ничего не подписывал! Товарищи его были, впрочем, вполне уверены, что я перейду на сторону Карла Третьего и стану защищать его фальшивый нейтралитет.
— Мой бедный друг, если бы вы сдержали обещание, некогда вами мне данное, мы были бы оба счастливы! Но мы можем еще вернуть исчезнувшее счастье, мы будем счастливы в детях наших. Я спасла им отца, героя Франции, себя саму я спасла от отчаяния!
Она порывисто схватила его руки:
— О Филипп, умоляю вас, последуем этому указанию свыше!
При последних словах жены Филипп быстро обернулся и пристально посмотрел ей в глаза.
— Себя от отчаяния? — повторил он. — Продолжайте же, Анна, ради всего святого, продолжайте! Будьте откровенны, как я!
— От отчаяния! — слабо выговорила Анна, почти падая в кресло.
Принц наклонился, обнял ее нежно, с любовью глядя на это бледное, прекрасное лицо.
— Не думайте, Филипп, что я до сих пор чувствую к Людовику то, что некогда составляло мое блаженство и муку, что привело меня к роковому проступку! Да это чувство никогда и не развилось бы с такой силой, если бы Лорену не удалось совершенно разъединить нас. Я изменила вам только тогда, когда на месте мужа увидела убийцу! Но все прошло и, благодарение Богу, прошло навеки! Я знаю теперь, что такое любовь этого прославленного Людовика! Она — воплощенный эгоизм тирана, покоряющего и губящего целые народа, как женщин! Но он не только любил и уважал меня, я была его доверенным лицом, знала все его мысли, все предначертания и направляла его честолюбие, а это-то и было моим единственным счастьем, моей гордостью! Не его, а Францию вела я к владычеству над миром! Не измена его приводит меня теперь в отчаяние, а та бесхарактерность и слабость великого Людовика, по милости которой он попал в сети Монтеспан и своих врагов, стал игрушкой испанской интриги и погубил все плоды трудов Мазарини, Кольбера, погубил всю свою собственную славу!
— Вы ошибаетесь, Франш-Конте заняты нами, Эльзас и Лотарингия тоже!
— Да, но это конец прежнего плана. Королева Терезия и Монтеспан еще не все зло: у Людовика есть теперь новый советник, демон-поборник богоугодной политики. Я давно предчувствовала что-то, теперь же понимаю все! Страх к завоеваниям еще силен в короле, но гений, покровитель Франции, отлетел!
